Мой почерк не каллиграфичен.
За красотою не следя,
как будто бы от зуботычин,
кренясь,
шатаются слова.
Но ты, потомок, мой текстолог,
идя за прошлым по пятам,
учти условия тех штормов,
в какие предок попадал.
Он шёл на карбасе драчливом,
кичливом несколько,
но ты
увидь за почерком качливым
не только автора черты.
Ведь предок твой писал при качке,
не слишком шквалами согрет,
привычно,
будто бы при пачке
его обычных сигарет.
Конечно, вдаль мы пёрли бодро,
но трудно выписать строку,
когда тебе о переборку
с размаху бухает башку.
Пойми всей шкурой и костями,
как это тяжко воспевать,
когда от виденного тянет
не воспевать, а лишь блевать.
Когда моторы заверть душит
и целит в лоб накат волны,
то кляксы лучше завитушек.
Они черны - зато верны.
Тут -
пальцы попросту немели.
Тут-
зыбь замучила хитро.
Тут -
от какой-то подлой мели
неверно дернулось перо.
Но если мысль сквозь всю корявость,
сквозь неуклюжести тиски
пробилась, как по Лене карбас
пробился все же до Тикси,-
потомок, стиль ругать помедли,
жестоко предка не суди
и даже в почерке поэта
разгадку времени найди.
1967
Евгений Евтушенко