Я смотрел на нее, как на инопланетное существо.
– Нет. А зачем их читать?
Это был философский вопрос, и ответ на него я не мог дать так сразу. Как это – никогда не читала стихи. Это же невероятно.
– А зачем человеку кино, книги, театр… Это же своего рода душевное обогащение. Тебе разве не интересен чужой опыт, чужие ошибки, проблемы. Такая невероятная жизнь у других.
– Ты говорил мне только что о стихах, я тебе о них же и отвечу. Я никогда не пойму чужих стихов, пока они не случатся со мной. А читать стихотворение о любви, о которой мне не известно совсем ничего – это как смотреть на полярное сияние слепому. Я не вижу тех красок, которые видит другой, но это совсем не значит, что я его хуже или не способна видеть красоту. Прелесть – она для каждого своя и не может быть общей, разве это не так? Я не говорю, что стихи – это хорошо или плохо, но для меня это совсем никак. Я прекрасно понимаю людей, которые пережили чужие поэмы. Для них каждое слово – это война. Прозрение, внутренний монолог в исполнении неизвестного человека. На самом деле людям нужны не стихи, а друзья. Читать стихи – это явный признак одиночества.
Она говорила удивительные вещи. Несколько секунд назад я осознал, как мне повезло с собеседником.
– Но почему сразу любовные стихи? Разве нет других? Почему не читать их?
Она будто бы ждала этого вопроса.
– Все в этом мире сводится к любви и деньгам. По крайней мере, все только этим и озабочены. И зачастую люди даже эти две вещи сводят друг с другом. А стихи – это ведь слова, переданные в определенной форме, верно?
Я внимательно ее слушал и кивнул головой.
– Так зачем мне слова, которые меня не касаются? Зачем мне то, что меня не волнует?
Она помолчала, а затем добавила:
– Ради интереса ты читаешь стихи или почему?
Ее вопрос поставил меня в тупик. Я никогда не смотрел на данную ситуацию под таким углом. А читая стихи, я в первую очередь улавливал рифму и красоту обыденных слов, бесконечно удивляясь, как люди могут так чувствовать.
– Да, мне интересно смотреть в чужую душу. Чужая душа ведь загадка для нас.
Она спросила:
– А чего в моей душе нет такого, что есть в душе Шекспира?
Мое сердце внезапно забилось сильнее. Я замер.