* * *
Июль вступил в свои права.
К земле склоняется трава -
Всей плотью, всем ее избытком.
Ей до вечерней спать зари,
Пока гуляют косари
И косы не готовят к пыткам.
Замедлился полет шмеля -
И это, видимо, земля
Его притягивает к травам.
- Спеши, медовая душа:
Вот кашка, для тебя свежа,
Сюда тебя мы и направим.
Давай и мы нырнем в траву
И там увидим наяву
Земли и живность и живучесть,
И то, как просто и легко
Ей, пахнущей как молоко,
Решить свою и нашу участь.
"Постскриптум" [литературный журнал]
Ирину Хролову открыл мне Игорь Меламед, которого любимым поэтом назвать не могу,
но всякий раз, читая его стихи, ощущала, что они очень созвучны мне в данный момент.
"Читателю, ожидающему от поэзии каких-либо сногсшибательных новаций, я бы не посоветовал открывать эту книгу. Подлинная поэзия всегда преемственна. И формально, и содержательно Хролова поэт вполне традиционный. Её учителями могут быть названы ныне всеми «заезженные» Ахматова и Цветаева (ранняя). Более искушенный читатель непременно отметит влияние Георгия Иванова, которому посвящено, кстати, одно из её стихотворений («Измеряется вечность не мерою смерти…»). От Иванова — лапидарность, фрагментарность её стихотворений, их обыденная, приземленная интонация, способность четко называть вещи своими именами. Но сквозь всевозможные влияния чудесным образом прорывается собственный неповторимый голос Ирины Хроловой. И подобная оригинальность, как у большинства классических поэтов, есть не столько опознаваемый ряд особенных стилистических приемов, эта оригинальность ощущается скорее как душа того или иного стихотворения, цикла, книги, творчества в целом…"
Так всегда бывает: читаешь любимых поэтов, а потом переходишь к любимым поэтам [и писателям] любимых поэтов и писателей... Потому что тебя не может не заинтересовать то, что читали они [и чтоб лучше понять, конечно же]. И так круг за кругом, волна за волной, до бесконечности...
Июль вступил в свои права.
К земле склоняется трава -
Всей плотью, всем ее избытком.
Ей до вечерней спать зари,
Пока гуляют косари
И косы не готовят к пыткам.
Замедлился полет шмеля -
И это, видимо, земля
Его притягивает к травам.
- Спеши, медовая душа:
Вот кашка, для тебя свежа,
Сюда тебя мы и направим.
Давай и мы нырнем в траву
И там увидим наяву
Земли и живность и живучесть,
И то, как просто и легко
Ей, пахнущей как молоко,
Решить свою и нашу участь.
"Постскриптум" [литературный журнал]
Ирину Хролову открыл мне Игорь Меламед, которого любимым поэтом назвать не могу,
но всякий раз, читая его стихи, ощущала, что они очень созвучны мне в данный момент.
"Читателю, ожидающему от поэзии каких-либо сногсшибательных новаций, я бы не посоветовал открывать эту книгу. Подлинная поэзия всегда преемственна. И формально, и содержательно Хролова поэт вполне традиционный. Её учителями могут быть названы ныне всеми «заезженные» Ахматова и Цветаева (ранняя). Более искушенный читатель непременно отметит влияние Георгия Иванова, которому посвящено, кстати, одно из её стихотворений («Измеряется вечность не мерою смерти…»). От Иванова — лапидарность, фрагментарность её стихотворений, их обыденная, приземленная интонация, способность четко называть вещи своими именами. Но сквозь всевозможные влияния чудесным образом прорывается собственный неповторимый голос Ирины Хроловой. И подобная оригинальность, как у большинства классических поэтов, есть не столько опознаваемый ряд особенных стилистических приемов, эта оригинальность ощущается скорее как душа того или иного стихотворения, цикла, книги, творчества в целом…"
Так всегда бывает: читаешь любимых поэтов, а потом переходишь к любимым поэтам [и писателям] любимых поэтов и писателей... Потому что тебя не может не заинтересовать то, что читали они [и чтоб лучше понять, конечно же]. И так круг за кругом, волна за волной, до бесконечности...